Вчера у меня были подруги. Целый денек щебетали на ухо всякую ересь и хвастались дорогими финтифлюшками, которые даруют супруги. Здорово! У меня таких безделушек практически нет, и хвастаться нечем. Только мне время от времени кажется – и не нужно. Подарки моего благоверного еще дороже. Во всяком случае, для меня. Взять хотя бы прошедший дамский денек. Целую неделю до восьмого марта он угрюмо молчал, скрывался в спальне и усердно штудировал какие-то талмуды, которые притащил от матери. Талмуды оказались кулинарными книжками. Намедни, седьмого, пришёл с работы. Глаза хитрые. Изгнал меня с кухни и заявил, что будет печь тортик. Хитрые глаза были ещё в течение часа. Позже из кухни повалил дым. Пришлось тушить пожар, отмывать всё от сажи и выкидывать в мусорное ведро угли, которые намеревались быть тортиком. Всё это время новоиспечённый повар стонал, бранился и орал, что у нас некорректная плита. Он-де «врубил её, как положено, на полную мощность, а она подожгла торт». Обругав плиту как надо и оклемавшись от последствий опыта с тортиком, не угомонился. Пока я отстирывала занавески, достал из холодильника фарш и вознамерился делать котлеты, самонадеянно полагая, что котлеты – не тортик, и особенного умения не требуют. Не знаю, что он натолкал в фарш, но вышла какая-то страшная смесь, которую он бросил в кастрюлю с кипяточком. Смесь расползлась, превратившись в булькающее варево. Варево вылезло из кастрюли и потекло на плиту. После неудачных попыток запихнуть его вспять, он прибежал ко мне за помощью, вытирая пот с лица полотенцем, которым это варево ловил. Варево отправилось туда же, куда и почивший в бозе тортик. Повар был водворён в ванную, полотенце – в стиральную машину. На мой вопрос: «Почему котлеты варил, а не поджарил?» пробурчал, что так когда-то делала мать. Возражать я не стала. Авторитет матери идеален. Правда, я не помню, чтоб она что-то готовила вообщем. Кулинарные книжки ей необходимы для интерьера. Котлеты пожарила сама, его накормила и затолкала спать… Восьмого днем он отправился за цветами. Заместо обычных роз притащил некий страшный несуразный кактус и заявил, что я – необычная, и почему заслуживаю экзотичных подарков. Кактус был большущим, колющимся и неловким. Еле затолкала в угол меж стенкой и телеком. На моё бурчанье «у всех супруги обычные, а у меня – художник», заявил, что я «ничего не понимаю в творческих душах и в кактусах». Я произнесла, что души, оно естественно, а вот по поводу кактусов… Лучше бы розы, так как вышеозначенный кактус сейчас будет стоять, пылиться и добиваться к для себя особенного внимания. Обиделся, оделся и объявил, что идёт в мастерскую писать шедевр. Пришёл вечерком. С ним ещё трое. Как и положено живописцам, выглядели живописно – растрёпанные, измазанные краской и опьяненные в зюзю. С собой притащили кучу роз и некий коврик, который называли полотном. Розы рассыпали по всему дому, коврик постелили на диванчике. На коврике обнаружилось оранжевое пятно с карими точками по бокам и голубой кляксой посреди. На моё недоумевающее: «Что это?!» затопали ногами, завздыхали и заявили, что это авангард, и вообщем шедевр и через 100 лет я буду иметь честь в этом убедиться. Я ответила, что 100 лет – это будет позже, а сейчас восьмое марта, и пора, в конце концов, за стол. Предложение понравилось всем очень, невзирая на то, что предшествующего застолья им хватило, по-моему, с головой. За столом, меж еще одним «давай за женщин» они спорили об искусстве, добивались котлет и селёдки и всё время выясняли, кто кого больше уважает. В итоге утомились от лишнего почтения и завалились спать. Кто на розах, кто под кактусом. Позвонила знакомая и повытрепывалась тем, что супруг подарил ей перстенёк с рубином. Я вздохнула, положила трубку, пошла в спальню и приютилась на диванчике, укрывшись свежеиспечённым шедевром. Подумаешь, перстенёк! Зато у меня есть кактус и шедевр! А у неё нет и не будет!... |